Владимир Петрович Решетников Почему небо темное. Как устроена Вселенная

Биографические данные

Отцом Томаса Диггеса и его учителем был математик и землемер Леонард Диггес (ок.1520-ок.1559). После смерти отца обучением Томаса Диггеса занимался математик и философ Джон Ди .

Диггес служил членом парламента от Уоллингфорда в 1572 и 1584 гг. Во время войны с испанскими Нидерландами (1586-1594) служил в армии. B 1582 г. занимался фортификационными работами в крепости Довер Харбор.

Диггес был женат на Анне, дочери британского офицера сэра Уорхама Сент Леджера. Его сыновьями были сэр Дадли Диггес (1583-1639), политик и дипломат, и Леонард Диггес (1588-1635), поэт.

Научная деятельность

Свои астрономические взгляды Диггес описал в работе «Совершенное описание небесных сфер в соответствии с древней доктриной пифагорейцев, возрождённой Коперником, подкреплённое геометрическими демонстрациями» (1576 г.) , которая является приложением к книге его отца Леонарда Диггеса. В отличие от Николая Коперника , Томас Диггес (вероятно, первым из европейских учёных) предположил, что звёзды располагаются во Вселенной не на одной сфере, а на различных расстояниях от Земли - более того, до бесконечности:

Тем не менее, представление о бесконечности Вселенной позволило Диггесу впервые сформулировать прообраз фотометрического парадокса Решение этой загадки он видел в том, что далёкие звёзды не видны в силу свой удалённости.

Другой проблемой, обсуждаемой в Совершенном описании , является обоснование ненаблюдаемости суточного вращения Земли . При этом Диггес приводит в пример физические явления на корабле, равномерно движущемся по спокойному морю. Анализ Диггеса очень напоминает тот, что был приведён Галилео Галилеем в знаменитой книге Диалоги о двух главнейших системах мира и предвосхищает принцип относительности . Возможно, с целью показать отсутствия влияния движения на ход явлений, протекающих на движущихся телах, Диггес проводил эксперименты по бросанию предметов с мачты движущегося судна .

Другим достижением Томаса Диггеса является предпринятая совместно с Джоном Ди попытка измерения суточного параллакса Новой звезды, вспыхнувшей в 1572 г. (сверхновая Тихо Браге) . Отсутствие заметного параллакса позволило сделать ему вывод, что эта звезда находится далеко за орбитой Луны и тем самым не принадлежит, вопреки Аристотелю , «подлунному миру» (к тому же выводу примерно одновременно пришли Тихо Браге , Михаэль Мёстлин и некоторые другие учёные). Диггес полагал Новую звезду чудом, возникшем во воле Господа и доказывающим Его бесконечное могущество . Изменение её блеска Диггес связывал с изменением расстояния до звезды, происходящим из-за вращения Земли вокруг Солнца.

Вместе со своим отцом Леонардом Диггес занимался конструированием отражательного телескопа. Есть основания полагать, что эти работы увенчались частичным успехом .

Образ Диггеса в литературе

Американский астроном Питер Ашер (Peter D. Usher ) предположил, что Томас Диггес является прототипом шекспировского Гамлета . В этом случае одним из смысловых пластов знаменитой пьесы Шекспира является спор между главнейшими системами мира, существовавшими в XVII веке. Согласно этой интерпретации, прототипом Клавдия (дяди Гамлета, незаконно завладевшего троном его отца) является Клавдий Птолемей , Розенкранца и Гильденстерна - Тихо Браге , автор промежуточной системы мира, где все планеты вращаются вокруг Солнца, которое само вращается вокруг Земли .

См. также

Примечания

Литература

• Койре А. От замкнутого мира к бесконечной вселенной. - М. : Серия: Сигма, 2001.
• Ariotti P. From Top to Foot of a Mast on a Moving Ship // Annals of Science. - 1972. - Vol. 28. - P. 191-203.
• Armitage A. The deviation of falling bodies // Annals of Science. - 1947. - Vol. 5. - P. 342-351.
• Gainer M. K.

Бедные гении, они вынуждены были открывать то, что мы проходим в школе.

Неизвестная школьница

Коперниканская революция, которую зачастую считают своего рода эталоном научных революций, на самом деле свершилась очень буднично и прошла для современников почти незамеченной. По преданию считается, что в последний день своей жизни – 24 мая 1543 года – смертельно больной Николай Коперник успел прикоснуться к экземпляру своей только что отпечатанной книги. Эта книга – «О вращениях небесных сфер» – подытоживала результаты его жизни и знаменовала собой важнейший шаг в интеллектуальной жизни человечества. Однако умирающий Коперник уже вряд ли осознавал, что происходит вокруг него и что он держит в своих руках. По свидетельству современника Николай Коперник умер от «кровоизлияния и последовавшего за ним паралича правой стороны тела, задолго до этого впав в беспамятство и потеряв ясность ума».

Рис. 2. Николай Коперник (1473–1543)

Со школы мы знаем, что Коперник предложил гелиоцентрическую систему мира, то есть установил, что не Солнце движется вокруг Земли, а все планеты, включая Землю, обращаются вокруг находящегося в центре Солнца. По сути это правда, но не совсем точно. На самом деле гелиоцентрическая модель Солнечной системы вполне серьезно рассматривалась еще в Древней Греции. Например, по свидетельству Архимеда еще в III веке до н. э. Аристарх Самосский принимал, что «…неподвижные звезды и Солнце остаются неподвижными, а Земля движется вокруг Солнца по окружности круга, в центре которого лежит Солнце…» Коперник узнал об этой идее из сочинений древних авторов и его основной заслугой является то, что у него хватило смелости поверить в реальность такой картины мира и довести ее до детальной численной модели, позволяющей производить расчеты положений планет на небесной сфере. На основе новой системы мира Коперник сделал ряд предсказаний (сходство между планетами и Землей, фазы Меркурия и Венеры и др.), которые позднее были блистательно подтверждены Галилеем в ходе телескопических наблюдений.

Рис. 3. Система мира Коперника

В предисловии к «О вращениях небесных сфер» Коперник писал: «…после того как в течение долгого времени я обдумывал ненадежность математических традиций относительно установления движений мировых сфер, я стал досадовать, что у философов не существует никакой более надежной теории движений мирового механизма…». Его досада станет вполне понятной, если вспомнить, что в господствовавшей в то время геоцентрической модели мира Птолемея, усовершенствованной арабскими астрономами, для описания видимых положений Солнца, Луны и планет требовалось 77 кругов.

Чрезмерная сложность (увеличение точности наблюдений все время требовало увеличения количества используемых кругов – эпициклов и деферентов – для описания видимых движений планет) системы Птолемея побудила Коперника «перечитать книги всех философов, которые только мог достать, желая найти, не высказывал ли когда кто-нибудь мнения, что у мировых сфер существуют движения, отличные от тех, которые предполагают преподающие в математических школах». И, действительно, у Цицерона и Плутарха он нашел упоминания о таких «мнениях». Таким образом, приняв идею вращения Земли вокруг Солнца, «после многочисленных и продолжительных наблюдений обнаружил, – пишет Коперник, – что если с круговым движением Земли сравнить движения и остальных блуждающих светил и вычислить эти движения для периода обращения каждого светила, то получатся наблюдаемые у этих светил явления. Кроме того, последовательность и величины светил, все сферы и даже само небо окажутся так связанными, что ничего нельзя будет переставить ни в какой части, не произведя путаницы в остальных частях и во всей Вселенной».

Итак, Николай Коперник перевернул систему мира и переместил человека из центра Вселенной на одну из обращающихся вокруг Солнца планет. Однако в новой картине мира сохранились и многие элементы старой системы. Мир Коперника – не бесконечная Вселенная, он велик, но все-таки конечен и замкнут. Согласно Копернику, планеты перемещаются с помощью вполне материальных кристаллических сфер, причем «наивысшей из всех является сфера неподвижных звезд, содержащая самое себя и все и поэтому неподвижная».

Парадоксально, но публикация книги Коперника не привлекла в его время особого внимания. Были резкие нападки (например, Мартин Лютер называл Коперника «спятившим астрологом» и «дураком, жаждущим опрокинуть все здание астрономии»), однако большинство современников либо заняли выжидательную позицию, либо признали, что система Коперника имеет определенные достоинства как математическая схема для расчета положений светил, но не более того. Лишь в начале XVII века (в первую очередь, в связи с открытиями Галилея) церковь в полной мере осознала революционный характер труда Коперника, и в 1616 году книга «О вращениях небесных сфер» была внесена в индекс запрещенных книг римско-католической церкви.

Следующий шаг по пути к современной картине мира – удаление сферы неподвижных звезд и рассмотрение бесконечной Вселенной – обычно связывают с именем Джордано Бруно. Итальянский философ и поэт прожил яркую и трагическую жизнь, закончившуюся в 1600 году на костре инквизиции. Одним из важнейших достижений Бруно является пропаганда учения Коперника и создание картины бесконечной Вселенной, заполненной бесчисленными мирами, подобными нашей Солнечной системе. В 1584 году он издал работу «О бесконечности, вселенной и мирах», в которой провозгласил, что «вселенная не имеет предела и края, но безмерна и бесконечна», «существует подобие между всеми звездами, между всеми мирами и…наша земля имеет такое же соотношение с другими землями», «на этих мирах обитают живые существа, которые возделывают их».

Однако честь разрушения сферы неподвижных звезд принадлежит не Бруно, а другому мыслителю – английскому математику и астроному Томасу Диггесу, ставшему первым публичным защитником идей Коперника в Англии. Томас Диггес не относится к числу ученых, чьи имена мы знаем со школьной скамьи, и даже профессиональные астрономы, как правило, не знают, кем он был и что он сделал. О Диггесе написано не очень много и поэтому стоит рассказать о нем и о его замечательной семье, члены которой внесли вклад в самые разные области человеческой деятельности, немного подробнее.

Томас Диггес (ок. 1546–1595) был сыном известного английского математика Леонарда Диггеса (1520–1559), которого иногда упоминают в качестве предполагаемого изобретателя теодолита и телескопа. За свою недолгую жизнь Леонард Диггес опубликовал несколько книг, содержащих сведения по математике, астрономии, метеорологии, геодезии. Эти книги, в отличие от традиции того времени писать о науке на латыни, были написаны на английском языке, что обусловило их широкое распространение и популярность.

Томас Диггес получил начальное образование под руководством отца. После смерти Леонарда (Томасу тогда исполнилось всего четырнадцать лет) его дальнейшее математическое образование прошло под присмотром знаменитого Джона Ди (1527–1608) – доверенного лица королевы Елизаветы I, придворного астролога, астронома, математика, переводчика трудов Евклида, картографа, архитектора, навигатора и даже, как предполагают, секретного агента Британской короны. (Во время войны Англии с Испанией Джон Ди подписывал свои секретные донесения британской королеве «007». Два нуля обозначали «только для Ваших глаз», а цифра семь была загадочным каббалистическим числом. Создатель Джеймса Бонда писатель Ян Флеминг, в течение многих лет состоявший «на секретной службе Ее Величества», несомненно, знал об этом.)

В своей научной деятельности Томас Диггес пошел по стопам отца и, помимо астрономии и математики, занимался очень широким кругом вопросов – от навигации и топографии до артиллерии и фортификации. Томас неоднократно переиздавал книги Леонарда Диггеса, внося в них свои изменения и дополнения, и поэтому иногда сложно понять, какие результаты были получены отцом, а какие – сыном.

Одно из главных астрономических достижений Томаса Диггеса связано со сверхновой 1572 года (SN 1572). Эту сверхновую часто называют сверхновой Тихо Браге, поскольку после ее обнаружения знаменитый датский астроном по его словам сразу же «начал измерять ее положение и расстояния до ближайших звезд Кассиопеи и старательно замечать видимые глазом характеристики – видимый размер, форму, цвет и так далее». Кроме того, Тихо Браге оказался единственным астрономом, внимательно отслеживавшим падение ее блеска на протяжении многих месяцев, сравнивая ее сначала с Юпитером, а затем – с более слабыми звездами (рис. 4)

Рис. 4. Кривая блеска SN 1572 по визуальным наблюдениям астрономов XVI века. Все измерения после пика яркости выполнены Тихо Браге. Детальное изучение подобных звезд и их кривых блеска позволило в XX веке открыть ускоренное расширение Вселенной.

Появление на небосводе «новой» звезды (в максимуме блеска она была сравнима с Венерой и была видна даже днем) вызвало огромный интерес, как среди астрономов, так и среди населения. Многие исследователи (в их числе учитель Кеплера Михаил Местлин и Джон Ди) пытались определить ее точные координаты и параллакс . Занимался подобными наблюдениями и Томас Диггес. В 1573 году он опубликовал книгу, в которой суммировал результаты своих наблюдений. Используя очень простые инструменты вроде «посоха Якова» (две перекрещенные рейки, одна из которых скользит по другой – рис. 5), он измерил угловые расстояния новой звезды от 6 звезд созвездия Кассиопея. В 1977 году английские астрономы Стефенсон и Кларк сравнили результаты определения координат SN 1572 Диггесом и Тихо Браге с положением центроида остатка вспышки сверхновой. Оказалось, что координаты, полученные обоими исследователями (они, кстати, были ровесниками), совпадают с положением радиоисточника и оптической туманности на месте взрыва сверхновой. Неожиданным же оказалось то, что, несмотря на больший разброс индивидуальных измерений Диггеса, среднее положение сверхновой по его данным оказалось существенно более точным, чем у Тихо Браге. Исследователи заключили, что, скорее всего, в измерения или в обработку данных Тихо вкралась небольшая систематическая ошибка, которой не было у Диггеса.

Рис. 5. Посох Якова (иллюстрация из «Практической навигации» Джона Селлера, 1672 год). На протяжении многих столетий «посох» оставался одним из основных инструментов астрономов.

Помимо координат SN 1572, Томас Диггес попытался оценить и ее суточный параллакс и получил, что он не превышает двух угловых минут. Из этого следовало, что звезда находится значительно дальше Луны, параллакс которой равен примерно 1°. Сходные результаты были получены и другими астрономами (в первую очередь – Тихо Браге) и они означали, что, вопреки учению Аристотеля, в мире звезд также могут происходить большие изменения.

Результаты наблюдений сверхновой позволяют отнести Томаса Диггеса к одним из самых выдающихся наблюдателей своего времени. Однако самый значительный вклад в астрономию Диггес внес в качестве популяризатора системы Коперника.

В 1576 году он переиздал популярный альманах своего отца «Prognostication Everlastinge», оставив основной текст без изменений, но добавив несколько приложений. Самое важное из приложений – это работа «А Perfit Description of the Caelestiall Orbes, according to the most aunciente doctrine of the Pythagoreans, lately revived by Copernicus and Geometrical Demonstrations approved» (примерный перевод названия – «Совершенное описание небесных сфер в соответствии с древней доктриной пифагорейцев, возрожденной Коперником, подкрепленное геометрическими демонстрациями»). В этой небольшой работе Диггес дает краткое изложение книги Коперника и приводит собственную диаграмму гелиоцентрической системы (рис. 6). Кардинальное отличие этой схемы от рассмотренной ранее Коперником – отсутствие сферы неподвижных звезд. Согласно Диггесу, звезды, природу которых он, впрочем, не конкретизирует, находятся от Солнца на разных расстояниях, заполняя бесконечное пространство. Любопытно, что Диггес не пишет, что это его собственная диаграмма, и поэтому многие читатели должны были решить, что идея бесконечной Вселенной также принадлежит Копернику.

Рис. 6. Строение Вселенной по Томасу Диггесу (1576 год).

Примерный перевод надписи на диаграмме:

Работа Томаса Диггеса, написанная на английском языке, способствовала широкому распространению идей Коперника в Англии. Предполагается, что и Джордано Бруно, живший в Англии с 1583 по 1585 годы, скорее всего, был знаком с книгой Диггеса. Именно ему – Джордано Бруно – принадлежит следующий шаг по пути к современной картине мира – признание звезд объектами, подобными нашему Солнцу.

Диггес считал, что количество звезд бесконечно, но мы наблюдаем лишь ограниченное их число, поскольку большинство звезд находятся слишком далеко и потому они слишком слабы для наблюдений: «the greatest part rest by reason of their wonderfull distance invisible unto us». Известный британский космолог Эдвард Харрисон считает, что тем самым Томас Диггес оказался первым исследователем, осознавшим, что темнота ночного неба нуждается в объяснении. Предложенное самим Диггесом решение было, конечно, неверным, хотя оно и казалось в его время очевидным.

Помимо астрономии Томас Диггес занимался военными и прикладными вопросами, заседал в парламенте, строил гавань и замок в Дувре, принимал активное участие в войне Англии с Нидерландами. Оставили след в истории и два сына Дигггеса. Один из них – сэр Дадли Диггес (1583–1639) – стал известным политиком и государственным деятелем (в Канаде есть мыс и острова Диггеса, названные в его честь Генри Гудзоном, другом Дадли). Другой сын – Леонард Диггес (1588–1635) – был поэтом и переводчиком, возможно знавшим Шекспира (известны два стихотворения Леонарда в память о Шекспире).

Заканчивая рассказ о начале истории фотометрического парадокса, хочется упомянуть, что имя Шекспира связано не только с сыном Томаса Диггеса, но и с ним самим. Первая связь вполне очевидна – после смерти Томаса его вдова Энн снова вышла замуж, причем ее вторым мужем в 1603 году стал Томас Рассел, близкий друг Шекспира, назначенный им исполнителем своего завещания (душеприказчиком). Другая связь менее формальна, довольно неожиданна, и она потребует от читателя определенного чувства юмора.

В 1996 году американский астрофизик Питер Ашер выдвинул гипотезу, что Томас Диггес является прототипом принца Гамлета в пьесе Шекспира. Согласно Ашеру, пьеса «Гамлет» в аллегорической форме описывает столкновение четырех различных космологических моделей, известных на рубеже XVI и XVII веков, – геоцентрической системы Птолемея, гелиоцентрической системы Коперника, гелиоцентрической системы, модифицированной Диггесом (бесконечная Вселенная без сферы неподвижных звезд) и, наконец, компромиссной модели Тихо Браге (эта модель соединяла в себе черты гео– и гелиоцентрических систем).

Персонажи «Гамлета» по Ашеру расшифровываются так: Клавдий, король Датский, конечно же, Клавдий Птолемей, и он воплощает царствующую, но уже отжившую геоцентрическую систему; система Тихо Браге воплощена через Гильденстерна и Розенкранца (это имена предков Тихо, изображенные на его портрете, посланном для распространения в Англию), казнь которых в Англии символизирует гибель этой гибридной системы; сам Гамлет – это, конечно, Томас Диггес. Персонажа, олицетворяющего Коперника, в пьесе нет, но его косвенное присутствие можно обнаружить в желании Гамлета возвратиться в Виттенберг на учебу, причем Клавдий препятствует этому. Ашер объясняет, что университет в Виттенберге (Германия) был одним из первых оплотов коперниканства (там работал Ретик – единственный ученик Николая Коперника, оказавший значительное содействие в публикации его главного труда). Причина, по которой Шекспир зашифровал основную тему пьесы – казнь Джордано Бруно в 1600 году («Гамлет», как предполагается, был написан в 1600–1601 годах).

В тексте «Гамлета» Ашер находит многочисленные детали, подтверждающие, по его мнению, астрономическую интерпретацию пьесы. Например, словами «О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны» (пер. М. Лозинского) Гамлет прямо упоминает бесконечность Вселенной; в словах Первого могильщика «В писании сказано: «Адам копал»; как бы он копал, ничем для этого не вооружась?» («Адам копал» – в оригинальном тексте «Adam digged») Ашер видит упоминание Адомара Диггеса, предка Томаса Диггеса и т. п.

И даже более – Ашер полагает, что Шекспир был знаком с Томасом Диггесом, от которого он узнал о фазах Венеры, лунных кратерах, солнечных пятнах, о многочисленных звездах, невидимых человеческому глазу. Сам же Томас знал обо всем этом от отца, который, как я уже упоминал, иногда называется в качестве предполагаемого изобретателя телескопа. Описания всех этих видимых только в телескоп явлений Ашер тоже усматривает в тексте «Гамлета», что, конечно, свидетельствует скорее об изобретательности автора гипотезы, чем о реальном подтексте Шекспира:

Я не по звездам мыслю и сужу;

Хотя я астрономию и знаю…

(В. Шекспир, сонет 14, пер. A.M. Финкеля ) Однако… еще раньше следы гелиоцентрической системы увидела в «Гамлете» и другой астроном – Сесилия Пейн-Гапошкина. Несомненно, «Гамлет» остается одним из самых загадочных произведений мировой литературы.

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

По правде говоря, его демонстрации просты, а наблюдения точны – их стоит поддержать. Тем не менее независимо от того, правильна его теория или нет, наши знания о Земле, насколько мы ими владеем в настоящее время, нисколько не изменились. И сейчас, как и прежде, ничто не мешает нам верить, что это тяжелый, холодный и сухой элемент, который, исходя из общепринятого религиозного мнения, неподвижен36
Yates A. Op. sit. P. 97.

Это осторожное, но честное выражение мнения. Тиар любил свободные рассуждения, но это вовсе не значило, что он хотел отвергнуть общепринятое религиозное мнение и что сам он считал подобные взгляды весомыми.

Физик, решительно настроенный подвергнуть критике теорию движения Аристотеля, вряд ли может не оценить выгоды попутной атаки на космологию Аристотеля.

Так было, к примеру, с Г. Бенедетти (1530–1590), чья «Книга разнообразных догадок по математике и физике» (Book of Diverse Speculations on Mathematics and Physics) – трактат, направленный против Аристотеля. Бенедетти – математический физик, а не астроном. Но он восторженно превозносил теорию Аристарха, объясненную на божественный манер Коперником, против которой доводы Аристотеля не имеют силы37
Dreyeк J.L.E. Op. sit. P. 350.

Таким образом, был нанесен еще один удар по авторитету Аристотеля. Аналогичным образом Ричард Босток, почти забытый английский писатель, в «Разнице между древней физикой и… поздней физикой» (The Difference betweene the ancient Phisicke… and the latter Phisicke, 1585) посчитал естественным сравнить физика Парацельса и астронома Коперника. Как известно, Парацельс не первым высказал свои идеи: он был лишь «реставратором» древних истинных доктрин. Как заявил Босток, Парацельс был не более «автором и изобретателем» медицинской химии, чем Николай Коперник, который жил в одно время с Парацельсом и вернул нам истинное положение звезд, согласно опыту и наблюдению, являлся автором и изобретателем движения звезд.

Был Босток последователем Коперника или нет, не важно, и он точно не представлял, что именно сделал Коперник. Важно другое: в Англии и в Италии 1585 года, если кто-то желал критиковать Аристотеля и защитить научную новизну, обычно прибегал к Копернику как к примеру и оружию. К 1585 году уже любая научная аудитория – математическая, физическая или медицинская – имела некоторое представление о теории Коперника. И желавшие устроить ее свободное обсуждение могли делать это беспрепятственно.

Точно так же, как научные радикалы превозносили теорию Коперника как поколебавшую авторитет Аристотеля, те, кто отрицал научную новизну, не соглашались с теорией Коперника. В XVI веке, как и в ХХ, люди, далекие от науки, считали научные теории невнятными, а ученых – беспокойными созданиями, постоянно стремящимися нарушить сложившийся порядок вещей. Самые яростные нападки на Коперника вели именно далекие от науки люди, и руководила ими боязнь новизны. Получившим образование в одной системе, таким людям не приходила даже мысль о том, чтобы разобраться и принять другую идею или более того, взвесить преимущества и недостатки каждой. Это особенно справедливо, если новая система была связана с нарушением того, что считалось здравым смыслом, порядком и гармонией Вселенной. Как только астрономы подошли к принятию гелиостатической Вселенной, ученые не желали отделять науку от здравого смысла, который доныне является основой антагонизма к науке. Появилось два мира: астрономов, считавших, что движущаяся Земля копировала движение планет вокруг Солнца, и мир остальных людей, принявших геостатичную и геоцентрическую систему. Система Коперника не могла не спровоцировать враждебность, потому что подняла неудобный вопрос, насколько можно доверять своим ощущениям. Поэтому Коперника и критиковали в первую очередь поэты, и волна критики спала, лишь когда в конце XVII века наука снова обрела порядок и стабильность.

В последней четверти XVI века система Коперника, хотя и не приобрела большого количества сторонников, стала широко известной. После тридцати лет ожесточенных дебатов даже далекие от науки люди были в курсе фундаментальных проблем. Им не нравилось, что астрономы нарушают их философский мир, так же как физический мир на небесах нарушается странными знамениями. И действительно, события в небесах – новая звезда в Кассиопее в 1572 году и длинная череда комет между 1577 годом и началом нового века – привлекли широкое внимание к астрономии и яростным дискуссиям астрономов, которые, казалось, получают некое извращенное удовольствие, с пеной у рта защищая абсурдные вещи. Эту точку зрения высказал Гийом дю Бартас, труд которого «Неделя, или Сотворение мира» (La Sepmaine, ou Creation du Monde, 1578) был одной из самых читаемых в конце XVI века дидактических поэм. Отрывки из него неоднократно переводили на английский язык. Дю Бартас был знаком с древними источниками, не гнушался заимствовать у Лукреция, особенно в литературных вопросах, однако он яростно противился тому, что казалось ему противоречащим его довольно-таки узким представлениям об ортодоксальной космологии. Даже Аристотель подвергся критике за свои представления о бесконечности мира. По его мнению, веку свойственно забавляться с новшествами, и ученые примут любой абсурд, если только он новый. После обсуждения процесса сотворения Богом мира, стихий и географии Земли он переходит к описанию великолепных небес, сияющих огнями, которые портят только экстравагантные взгляды современных ученых.

…отдельные безумцы живут сегодня,
Исполненные упрямства,
Извращенные умы, которые не могут спокойно плыть
По спокойному каналу наших общих морей.
Таковы те (по крайней мере, по моему мнению)
Писаки, которые думают (думают – какая шутка!),
Что ни небеса, ни звезды не вращаются,
Не пляшут вокруг земного шара,
А сама Земля, наш тяжелый шар,
Поворачивается кругом каждые двадцать четыре часа.
И мы похожи на вскормленных землей новичков,
Которые только что прибыли на корабль, чтобы выйти
в море.
Они, впервые отходя от берега, считают,
Что корабль стоит, а земля движется.
Так что мерцающие свечи, заполняющие небесный свод,
Одинаково далекие, остаются неподвижными.
Так что никогда стрела, выпущенная вверх,
Не упадет на то же место – на стрелка.
Так же как и камень,
На корабле подброшенный вверх,
Упадет не на палубу, а в воду
За кормой, если ветер хорош.
Так птицы, летящие вдаль
От Западных болот к утреннему свету,
И Зефир, решивший в разгар лета
Навестить Эвра в его краю,
И ядра, вырвавшиеся из дула пушки
(Грохот которой заглушил небесный гром),
Безнадежно отстанут, перестанут быть быстрыми,
Если наша круглая Земля каждый день скачет
во весь опор…

Далее автор утверждает, что в природе все против доводов Коперника, который наделил Землю движением и сделал Солнце центром всего, и настаивает на необходимости «продолжать разговор и движении небес и их постоянном курсе»38
Четвертый день. Цит. по английскому переводу Джошуа Сильвестра.

Очевидно, что Дю Бартас достаточно хорошо знал простейшие аргументы против системы Коперника и явно был не одинок, считая ее самой деструктивной из всех глупых инноваций новой астрономии. Также не только он был уверен, что лучший способ избавиться от абсурдных идей – высмеять их. Аналогичные нападки, хотя и не столь выразительные, содержатся в произведении Жана Бодэна «Всеобъемлющий театр природы» (Theatre of Universal Nature, 1597). В этом труде французский политический теоретик и бич ведьм рассматривает энциклопедически весь мир природы. Бодэн упоминает о Копернике как о человеке, «обновившем» мнения «Филолая, Тимея, Экфанта, Селевка, Аристарха Самосского, Архимеда и Евдокса», сделавшем это потому, что человеческому уму трудно постичь невероятную скорость небесных сфер и легче ее отвергнуть. Бодэн явно знал о системе Коперника меньше, чем Бартас. Он писал на двадцать лет позже и вполне мог опираться на слухи. Он считал, что Коперник упразднил эпициклы, понятия не имея, что Коперник использовал аргумент – неподвижность благороднее движения (так что более благородные небеса должны находиться в покое, а более низменная Земля – двигаться). Бодэн считал всю теорию абсурдной, да и в любом случае, «если бы Земля двигалась, ни стрела, выпущенная вертикально вверх, ни камень, сброшенный с вершины башни, не упали бы перпендикулярно, а только немного впереди или позади»39
Universae Naturae Theatrum. Book 5, section 2.

Неприятие системы Коперника наглядно показывает дискомфорт, воцарившийся в умах людей, и то, что в конце XVI века даже элементарная дискуссия об астрономии не обходилась без ссылки на его идеи. Только скептик мог отмахнуться от проблемы выбора между Птолемеем и Коперником и заявить вместе с Монтенем: «Что мы пожнем, если поймем, кто из них прав? И кто знает, может быть, через сотню лет возникнет третье мнение, которое успешно затмит обоих предшественников?40
Essays. Book II. Ch. 12. «An Apology of Raymonde Sebonde», Florio’s translation.

Большинство грамотных людей считали, что неопределенное состояние астрономии таковым и останется. Многие предпочитали оглянуться назад, когда все было упорядоченно и однозначно: Земля под ногами человека оставалась неподвижной, а небеса были таковыми, какими их видел глаз. Эту позицию обессмертил Донн. Хотя его строки были написаны в 1611 году, когда небеса в очередной раз пришли в беспорядок, благодаря телескопу, они соответствуют жалобам предыдущего поколения.

Новая философия все ставит под сомнение.
Стихия огня погасла;
Солнце потеряно, и Земля, и ни один мудрец
Не скажет, где их искать.
Люди свободно признаются, что этот мир выдохся,
Когда в планетах и небесном своде
Они ищут так много нового; потом они видят,
Как все рушится,
Все в руинах, всякая связь исчезла.
Все ресурсы, все связи41
An Anatomy of the World, 1611.

Если таким образом доктрина Коперника повлияла на всех поэтов, неудивительно, что они ее отвергли. Тем более в столетии, когда все подвергалось сомнению, упадку и распаду – во всяком случае, в религии и политике. С какой стати им приветствовать хаос среди звезд?

В то же время многие ученые, занимавшиеся натурфилософией, и в первую очередь математики, нашли систему Коперника освобождающей дух. Им понравилась предлагаемая ею свобода от оков маленького мирка, хотя и ценой утраты уютной определенности. Смелые и сильные духом люди не только приветствовали Коперника – они пытались его превзойти. И система достигла критического состояния – предела прочности. Одним из первых астрономов, пожелавшим расширить вселенную Коперника, был Томас Диггес (ум. в 1595 г.), англичанин, родившийся в то время, когда был опубликован De Revolutionibus. Его отец Леонард Диггес был джентльменом, землемером, много писал о прикладной математике, включая астрологию. Он принял участие в восстании Уайетта и столкнулся с немалыми трудностями при публикации своих трудов. Поэтому многие из них после его смерти в 1558 году остались неопубликованными. Он поручил своему другу Джону Ди дать образование своему сыну, и юный Диггес впоследствии назвал Ди своим вторым отцом в математике. Томас Диггес пошел по стопам обоих отцов и активно участвовал в движении, поставившем своей целью обучить практической математике простой люд. Он также стал астрономом-наблюдателем. Вместе с другими ведущими астрономами (среди них был и Ди, но только работа Диггеса была опубликована раньше и считалась лучшей) он провел ряд наблюдений за странной новой звездой (nova), появившейся в знакомом созвездии Кассиопеи в 1572 году. Его наблюдения были опубликованы в следующем году под остроумным заголовком «Математические крылья или весы» (Alae seu Scalae Mathematicae, 1573). «Весы» – тригонометрические теоремы, необходимые для определения звездного параллакса: Диггес посчитал nova новой неподвижной звездой и думал, что ее появление дает уникальную возможность испытать теорию Коперника. (Диггес ошибочно посчитал, что уменьшение звездной величины после ее первого неожиданного появления будет периодическим, и надеялся, что оно может быть параллактическим по природе, результатом видимого движения.)

Хотя он не смог использовать звезду таким образом, Диггес не сомневался в истинности системы Коперника. Он был настолько в ней убежден, что даже нарушил сыновний долг. В 1576 году, когда пересматривал работу отца двадцатилетней давности под названием «Вечное предсказание» (A Prognostication Everlasting) – альманах, касающийся в основном метеорологических предсказаний, ему показалась невыносимой мысль, что публике будет представлена еще одна работа, основанная на доктрине Птолемея, причем в нашем веке, когда один редкий ум (видя постоянные ошибки, которые время от времени обнаруживаются, а также абсурдность в теориях, не признающих мобильности Земли) после долгой работы создал новую теорию – модель мира42
«К читателю» – вступительное слово к A Perfit Description of the Celestial Orbes, приложенное к A Prognostication Everlasting (London, 1576). Книга в период: с 1576 по 1605 г. переиздавалась семь раз.

Коперник пришел к своей теории и новой модели мира путем длительных, серьезных и глубоких размышлений. Это не значит, что благородные английские умы были лишены такой же возможности – приверженности философии. Диггес признавал, что Коперник создал не просто математическую гипотезу, а физическую картину мира. И он приложил к «Вечному предсказанию» короткую статью с длинным елизаветинским названием «Совершенное описание небесных сфер согласно самой древней доктрине пифагорейцев, недавно пересмотренное Коперником и подтвержденное геометрическими демонстрациями» (A Perfit Description of the Celestial Orbes according to the most ancient doctrine of the Pythagoreans, lately revised by Copernicus and by Geometrical Demonstrations Approved).

Это «совершенное» описание является в основном переводом первой книги De Revolutionibus, но с дополненной важной новой концепцией переводчика. К пифагорейским доктринам Коперника Диггес добавил новую величину небесной сферы. Из-за отсутствия звездного параллакса Коперник постулировал, что небесная сфера с гигантскими звездами очень велика. Для Диггеса это было знаком величия Бога. Но почему Бог не продолжил эту сферу вверх до соприкосновения с небесной твердью? С точки зрения физики вопрос интересный. Если, как считал Диггес, сфера фиксированных звезд, украшенная бесчисленными огнями, и тянулась вверх без конца, тогда они должны находиться на разных расстояниях от Солнца и Земли. Все они были очень большими, но вполне вероятно, разная величина означала только разное расстояние до Земли. И число звезд должно быть бесконечным – их намного больше, чем мы видим.

Думается, что мы видим те, которые находятся в нижней части сферы [фиксированных звезд], и чем они выше, тем их кажется меньше и меньше до тех пор, пока наш взгляд уже не может их различить. Из-за огромных расстояний большая часть звезд скрыта от нас.

Вселенная Диггеса – это не замкнутый мир Коперника. Звездное пространство не ограничено сверху. Диггес связал астрономическое небо с теологическими небесами. Сломав границы конечной Вселенной и уничтожив верхние пределы небесной сферы, Диггес задумался о ликвидации границы между звездным небом и небесной твердью. Если можно пролететь между звезд (которые как наше Солнце), то попадешь прямо в рай. Это ясно видно из составленной Диггесом диаграммы. На ней показана «сфера» неподвижных звезд, но звезды разбросаны и с внешней стороны сферы, до самого края иллюстрации. В диаграмме Диггеса сообщалось: «Сфера фиксированных звезд простирается бесконечно в высоту сферически, и потому она неподвижна: дворец блаженства, украшенный бесчисленными горящими свечами, превосходящими наше Солнце по количеству и качеству, дом небесных ангелов, в котором нет горя, а только бесконечное счастье, обитель для избранных»43
Слегка измененный отрывок из латинских трудов Диггеса. Диаграмма часто воспроизводится, например у Джонсона. На то, что бесконечная вселенная является теологической, а не чисто физической, впервые указал Koyre (From the Closed World to the Infinite Universe).

Это может показаться мистическим, но Диггес бесспорно раздвигал границы реального физического мира: звезды разорвали свои узы и больше не висели на небесном своде, а были разбросаны на огромнейших пространствах, да и сами имели такие размеры, которые трудно вообразить.

Так был сделан один из первых шагов, нарушивших удобный мир древних. В то время это могло и не показаться новым: многие все новшества относили к эпикурейству и путали огромность с бесконечностью. Диггес вполне мог считаться возродившим мнения Демокрита, Эпикура и Лукреция. Определенно английскому читателю уже были доступны доводы Коперника на родном языке, хотя весьма сомнительно, что некоторые читатели, заглянувшие в «Вечное предсказание», чтобы узнать прогноз погоды на следующую зиму, потрудились изучить информацию о Копернике в приложении. Все же по той или иной причине в конце XVI века установилось мнение, что Вселенной Коперника требуется огромное пространство – если не бесконечность. Многие считали, что именно бесконечность.

Следующий радикальный пересмотр Вселенной Коперника произвел человек, не имевший ничего общего с Диггесом. Его идеи основывались только на астрономических наблюдениях, а не на мистических рассуждениях. Не являясь поклонником Коперника, Тихо Браге не принял его систему и создал свою собственную – конкурирующую, но все же некоторые его радикальные концепции восприняты и сторонниками Коперника. Со временем отношение Тихо Браге к теории о Вселенной Коперника улучшилось намного больше, чем у его убежденных сторонников.

Тихо Браге (1546–1601) начал интересоваться астрономией, наблюдая за небесами. Это был зов души, ведь у Тихо не было наставников, и астрономию он выбрал вопреки воле родственников. Его отец, как утверждал Тихо, даже не желал, чтобы сын учил латынь (она не нужна датскому аристократу). Но его воспитывал дядя, понимавший ценность классического образования, и в возрасте пятнадцати лет Тихо Браге был отправлен в Лейпцигский университет. В автобиографии (Тихо Браге назвал ее «О том, что нам, с Божьей помощью, удалось совершить в астрономии и что при Его благосклонной поддержке еще предстоит совершить» 1) он отметил, что с самого начала изучал астрономию самостоятельно и тайно. Первые знания он получил, изучая астрологические таблицы. Этот интерес остался с ним навсегда, но главное внимание он переключил на астрономические наблюдения. Первые наблюдения он провел в 1563 году в возрасте шестнадцати лет, пользуясь импровизированными инструментами. Тридцатью пятью годами позже Тихо Браге с горечью вспоминал, что наставник не дал ему денег, чтобы купить настоящие. Тогда Тихо Браге наблюдал соединение Сатурна и Юпитера. Разница между результатами наблюдений альфонсин и «коперниковских» таблиц уже тогда убедила его, что главный инструмент астрономии – тщательное наблюдение. Ему нужны были хорошие, профессионально изготовленные инструменты, которые он приобрел, перебравшись из Лейпцига в астрономический центр Аугсбурга. Здесь он увлекся еще и алхимией, называя ее «земной астрономией», а вернувшись домой, вплотную занялся алхимическими опытами. Но внезапное появление в 1572 году новой звезды в Кассиопее определило его карьеру раз и навсегда. Невиданное явление потребовало тщательных наблюдений, отчет о которых («О новой звезде», 1573) привлек внимание короля Дании, который желая удержать столь многообещающего ученого (национальный престиж требовал не только военных, но и интеллектуальных успехов), пожаловал Тихо Браге остров Вен. Неслыханная щедрость убедила Тихо Браге не ехать в Базель, как он планировал ранее. Вместо этого он провел двадцать один год на острове, который сделал центром астрономических исследований. Здесь он построил фантастический замок Ураниборг с обсерваториями и лабораториями, сконструировал новые астрономические инструменты огромных размеров (до изобретения телескопа это был единственный способ достижения точности), и здесь он обучил плеяду молодых людей, которые прибывали на остров, чтобы получить любую работу у величайшего астронома со времен Гиппарха.

Как и Гиппарх, Тихо Браге понимал, что с появлением новой звезды требуется составление нового звездного каталога. Этому проекту он посвятил большую часть энергии и двадцать лет жизни. Но его чрезвычайно интересовала и nova сама по себе. Удивительный феномен: новая звезда в хорошо известном созвездии, и когда ее впервые заметили, она имела такую же яркость, как Юпитер. Тихо Браге, Диггес, Местлин, Ди и многие другие астрономы изучали ее с восхищением и недоумением. Тихо Браге, Диггес и Местлин (все еще астроном-любитель) пытались измерить параллакс новой звезды не для того, чтобы проверить теорию Коперника, а потому, что эта звезда на первый взгляд должна была находиться в подлунной (земной) сфере. Она могла быть и метеорологическим явлением, таким как радуга, метеор или комета, поскольку явление относилось к земному пространству, а небеса аристотелевской космологии считались совершенными, вечными и неизменными. Все, что расположено под Луной, должно проявить свою относительную близость видимым сдвигом позиции относительно звездного фона.

Однако самые тщательные наблюдения показывали, что новая звезда упрямо отказывалась демонстрировать параллакс. Тихо Браге, Диггес и Местлин, исходя из этого, пришли к выводу, что она относится к сфере неподвижных звезд. В связи с этим пришло признание того, что небеса изменились, а значит, не являются совершенными. Но не все астрономы согласились с наблюдениями. Одни утверждали, что nova показывает параллакс, другие, например Ди, что она движется по прямой линии от Земли и это объясняет факт, что она тускнеет. Многие, включая Диггеса, отнесли ее к кометам. Тихо Браге смело принял неизбежные выводы, так как был полностью уверен в точности своих наблюдений. Он не мог объяснить изменение яркости и цвета новой звезды (как и у всех новых, ее цвет менялся от белого к красно-желтому и красному), но он не сомневался, что она находилась в «эфирной сфере». Каким может быть ее астрологическое значение, он описал очень подробно – ведь столь редкое событие не могло не иметь странной и, безусловно, чудесной важности. Его астрономическая важность тоже была, безусловно, очень велика. Тихо Браге понял, что он может «заложить основы возрождения астрономии»44
Tycho Brahe’s Description of his Scientific Instruments. P. 108.

Ведя длительные и тщательные наблюдения.

В Ураниборге Тихо Браге год за годом наблюдал положение фиксированных звезд и планет, Солнца и Луны, совершенствуя инструменты и технику наблюдений, и в конце концов достиг точности намного большей, чем это удавалось любому другому астроному. Погрешность не превышала четырех минут дуги – предел точности для невооруженного взгляда45
Невооруженный взгляд не может разделить точки, угловое расстояние между которыми меньше двух минут дуги.
Tycho Brahe’s Description of his Scientific Instruments. P. 110.

Тихо Браге осознавал превосходство своих методов, он всегда старался поддерживать самые высокие стандарты. Покинув Ураниборг, он написал:

«…не все наблюдения произведены с одинаковой точностью и одинаково важны. Те из них, которые я производил в Лейпциге в дни юности, пока мне не исполнилось 21 год, я обычно называю детскими и считаю сомнительными. Те, которые я производил позднее, когда мне не исполнилось 28 лет [то есть до 1574 года], я называю юношескими и считаю вполне пригодными. Что же касается наблюдений, составляющих третью группу, которые я производил в Ураниборге на протяжении примерно 21 года с великой тщательностью при помощи высокоточных инструментов в более зрелом возрасте, пока мне не исполнилось 50 лет, то их я называю наблюдениями моей зрелости, вполне надежными и точными, – таково мое мнение о них» 1 .

По иронии судьбы очень точные астрономические наблюдения не помогли Тихо Браге в его теоретической работе. Хотя он объявил, что «основывался на последних наблюдениях, стараясь заложить основы и развить новую астрономию», но практически ими не пользовался. Он действительно создал новую астрономию, основанную на наблюдениях, однако все это были наблюдения 1572 и 1577 годов. Более позднее изучение комет лишь подтвердило то, что Тихо Браге уже знал. И его планетарные таблицы не были нужны в сделанном им общем описании своей системы. Однако накопленная информация не пропала даром. Ее использовал Кеплер в расчетах, на которых основал новую теорию, далекую от трудов Тихо Браге, но во многих отношениях выведенную именно из них.

Наблюдения за большой кометой 1577 года стали основой для развития системы Тихо Браге. Единственное ее описание, сделанное автором, вставлено в рассказ об орбитах комет. Как и в 1572 году, Тихо Браге вел самые тщательные наблюдения. Он еще раз попытался измерить параллакс, но убедился, что тот слишком мал. Тогда кометы, как и новая звезда, должны располагаться в эфирных регионах, которые, как оказалось, могут меняться. Это подтвердилось с появлением других комет. Тихо писал, что все кометы, которые он наблюдал, двигались в эфирных пространствах и никогда не появлялись под Луной, в чем безо всяких на то оснований много столетий убеждал Аристотель и его последователи46
Tycho Brahe’s Description of his Scientific Instruments. P. 117.

Наблюдения над кометами подтолкнули Тихо Браге к обнаружению еще большего нарушения порядка на небесах, по Аристотелю. Если геоцентрическая Вселенная наполнена кристаллическими сферами, где должны быть кометы? Тем более что Тихо Браге верил в гелиоцентрическую Вселенную. Их особая связь с Солнцем уже была замечена: к примеру, прикладной математик Петер Апиан (1495–1552)47
Его настоящая фамилия – Биневиц. Принятие имени Апиан (пчела) – типичный пример существовавшей в эпоху Ренессанса тенденции использовать латинские фамилии. Апиан был географом. Он не интересовался астрономической теорией. Его главная работа по космографии была опубликована в 1539 г.

Наблюдая за кометами в 1530-х годах, был потрясен фактом, что их хвосты всегда направлены в сторону от Солнца. Но у Птолемея пространство над и под Солнцем полностью заполнено сферами планет, и тут даже введение новой сферы не могло помочь.

Тихо Браге, заметив, что, как бы он ни расположил сферы планет, пути комет обязательно будут их пересекать, решил, что, поскольку кометы всегда располагаются над Луной, возможно, нет никаких кристаллических сфер, поддерживающих и двигающих планеты. Столь революционное решение он принял с полной невозмутимостью. Как он писал в 1588 году в обзоре, посвященном изучению комет («О последних явлениях в эфирном мире»), название обзора само по себе является вызовом традиционности и манифестом новой астрономии:

«…на самом деле нет никаких сфер в небесах… те же, которые авторы изобрели, чтобы «спасти лицо», существуют только в их воображении, чтобы движение планет и их орбиты можно было осмыслить и, возможно, записать с помощью цифр. Так что нет смысла трудиться ради отыскания реальной сферы, к которой может быть прикреплена комета, так чтобы они вращались вместе. Современные философы согласны с древними, убеждены ли в том, что небеса разделены на разные сферы из твердого и непроницаемого вещества. К некоторым из них прикреплены звезды, так что они вращаются вместе. Но даже если бы не было никаких других свидетельств, одни только кометы доказывают, что такое мнение не соответствует действительности. Кометы были неоднократно замечены движущимися в высочайшем эфире, и они никак не могут быть связаны со сферами»48
Tycho Brache’s System of the World. P. 255. Ch. X of Recent Phenomena; Opera Omnia. J IV. P. 222.

Так просто отрицать реальность кристаллических сфер, изменить значение слова Orb – со «сферы» на «круговой путь» или на «орбиту» – воистину революционная идея, такая же, как перемещение Земли из центра Вселенной. Начиная с IV века до н. э. астрономы без колебаний принимали реальность твердых сфер, которые поддерживают планеты. Что еще могло удерживать планеты в небесах? Как еще можно придать физическую реальность математическим представлениям? С отказом от кристаллических сфер возникла настоятельная необходимость найти что-то другое, удерживающее планеты на орбите. Но Тихо Браге никогда не упоминал об этой проблеме.

Теперь, когда предположили, что твердых сфер нет, необходимо только перераспределить птолемеевы сферы, чтобы освободить место для комет, двигающихся вокруг Солнца. Тихо Браге писал: «Небесный мир огромен. Из происходившего раньше ясно, что комета движется в пределах пространства, заполненного эфиром. Представляется, что дать полное объяснение всей проблемы невозможно до тех пор, пока мы не узнаем, в какой части широчайшего эфира и рядом с какими орбитами планет [комета] следует своим путем…»49
Tycho Brache’s System of the World. P. 258. Ch. 8 of Recent Phenomena.

Система Птолемея в данных условиях была неприменима: громоздкая, перегруженная эквантами и лишними эпициклами и слишком наполненная, чтобы осталось место для комет. «Недавнее нововведение великого Коперника» было элегантно и красиво с точки зрения математики, но представляло еще большие трудности. Тихо Браге писал:

«.тело Земли велико, медлительно и непригодно для движения. Я без всяких сомнений придерживаюсь того мнения, что Земля, которую мы заселяем, занимает центр Вселенной, что соответствует общепринятым мнениям древних астрономов и натурфилософов, что засвидетельствовано выше Священным Писанием».

В качестве других доводов против движения Земли (помимо ее непригодности для движения и огромного пространства между орбитой Сатурна и фиксированными звездами, очевидного из-за отсутствия параллакса) Тихо Браге приводит гигантские размеры звезд (исходя из их видимого диаметра)50
До появления телескопа считалось, что звезды должны иметь диски, как планеты, и относительно их видимых диаметров идей явно многократно преувеличивались.

И их предполагаемое расстояние в коперниковской системе. Также он повторяет свое убеждение, что камень, сброшенный с башни, никогда не упадет к ее подножию, если Земля действительно движется. Доводы были убедительными, хотя основывались на ошибочной физике, которая впервые была продемонстрирована только Галилеем. Тихо Браге пишет: «Столкнувшись с этими проблемами, я начал размышлять, возможно ли каким-то образом найти гипотезу, которая во всех отношениях согласовывалась бы с математикой и физикой, избежав церковной цензуры, и при этом не расходилась бы с теорией о небесных явлениях. В конце концов, когда я уже почти утратил надежду, мне пришла в голову такая организация небесных обращений, при которой их расположение наиболее верно и при этом не возникает несоответствий».

Тихо Браге была нужна система, обладающая преимуществами системы Коперника, но без недостатков, связанных с неподвижностью Земли, и избавленная от сложностей системы Птолемея. Как и Коперник, Тихо Браге обратился за советом к древним. Он обладал не таким характером, как Коперник, и принадлежал к другому поколению, и потому никогда не упоминал, что его система, по существу, является системой Гераклида Понтикуса. Эта система очень проста: Земля остается в покое в центре Вселенной, и каждые двадцать четыре часа вокруг нее совершает оборот самая удаленная восьмая сфера, включающая в себя все остальные (единственная твердая сфера, оставленная Тихо Браге). Так объясняется ежедневный восход и заход звезд. Солнце в течение года вращается вокруг Земли, а планеты – вокруг Солнца, и можно сказать, что они обращаются вокруг Земли и сопровождают Солнце. Тихо Браге заявил, что другие круги направляют пять планет вокруг Солнца, их Господина и Царя, и что на пути они всегда наблюдают его в центре своего вращения. Эта система, как с гордостью отмечал Тихо Браге, объясняет, как и теория Коперника, почему Венера и Меркурий никогда не были далеко от Солнца, почему планеты демонстрируют ретроградное движение, почему меняется их яркость и почему движение Солнца всегда смешивается с движением планет. Эта система объясняет ненужность эквантов. Тихо думал, что смог ликвидировать все или почти все эпициклы и снизить число эксцентриков, но на самом деле так и не сумел разработать математическую модель системы.

Очевидно, что Дю Бартас достаточно хорошо знал простейшие аргументы против системы Коперника и явно был не одинок, считая ее самой деструктивной из всех глупых инноваций новой астрономии. Также не только он был уверен, что лучший способ избавиться от абсурдных идей – высмеять их. Аналогичные нападки, хотя и не столь выразительные, содержатся в произведении Жана Бодэна "Всеобъемлющий театр природы" (Theatre of Universal Nature, 1597). В этом труде французский политический теоретик и бич ведьм рассматривает энциклопедически весь мир природы. Бодэн упоминает о Копернике как о человеке, "обновившем" мнения "Филолая, Тимея, Экфанта, Селевка, Аристарха Самосского, Архимеда и Евдокса", сделавшем это потому, что человеческому уму трудно постичь невероятную скорость небесных сфер и легче ее отвергнуть. Бодэн явно знал о системе Коперника меньше, чем Бартас. Он писал на двадцать лет позже и вполне мог опираться на слухи. Он считал, что Коперник упразднил эпициклы, понятия не имея, что Коперник использовал аргумент – неподвижность благороднее движения (так что более благородные небеса должны находиться в покое, а более низменная Земля – двигаться). Бодэн считал всю теорию абсурдной, да и в любом случае, "если бы Земля двигалась, ни стрела, выпущенная вертикально вверх, ни камень, сброшенный с вершины башни, не упали бы перпендикулярно, а только немного впереди или позади" .

Неприятие системы Коперника наглядно показывает дискомфорт, воцарившийся в умах людей, и то, что в конце XVI века даже элементарная дискуссия об астрономии не обходилась без ссылки на его идеи. Только скептик мог отмахнуться от проблемы выбора между Птолемеем и Коперником и заявить вместе с Монтенем: "Что мы пожнем, если поймем, кто из них прав? И кто знает, может быть, через сотню лет возникнет третье мнение, которое успешно затмит обоих предшественников?

Большинство грамотных людей считали, что неопределенное состояние астрономии таковым и останется. Многие предпочитали оглянуться назад, когда все было упорядоченно и однозначно: Земля под ногами человека оставалась неподвижной, а небеса были таковыми, какими их видел глаз. Эту позицию обессмертил Донн. Хотя его строки были написаны в 1611 году, когда небеса в очередной раз пришли в беспорядок, благодаря телескопу, они соответствуют жалобам предыдущего поколения.

Новая философия все ставит под сомнение.
Стихия огня погасла;
Солнце потеряно, и Земля, и ни один мудрец
Не скажет, где их искать.
Люди свободно признаются, что этот мир выдохся,
Когда в планетах и небесном своде
Они ищут так много нового; потом они видят,
Как все рушится,
Все в руинах, всякая связь исчезла.
Все ресурсы, все связи .

Если таким образом доктрина Коперника повлияла на всех поэтов, неудивительно, что они ее отвергли. Тем более в столетии, когда все подвергалось сомнению, упадку и распаду – во всяком случае, в религии и политике. С какой стати им приветствовать хаос среди звезд?

В то же время многие ученые, занимавшиеся натурфилософией, и в первую очередь математики, нашли систему Коперника освобождающей дух. Им понравилась предлагаемая ею свобода от оков маленького мирка, хотя и ценой утраты уютной определенности. Смелые и сильные духом люди не только приветствовали Коперника – они пытались его превзойти. И система достигла критического состояния – предела прочности. Одним из первых астрономов, пожелавшим расширить вселенную Коперника, был Томас Диггес (ум. в 1595 г.), англичанин, родившийся в то время, когда был опубликован De Revolutionibus. Его отец Леонард Диггес был джентльменом, землемером, много писал о прикладной математике, включая астрологию. Он принял участие в восстании Уайетта и столкнулся с немалыми трудностями при публикации своих трудов. Поэтому многие из них после его смерти в 1558 году остались неопубликованными. Он поручил своему другу Джону Ди дать образование своему сыну, и юный Диггес впоследствии назвал Ди своим вторым отцом в математике. Томас Диггес пошел по стопам обоих отцов и активно участвовал в движении, поставившем своей целью обучить практической математике простой люд. Он также стал астрономом-наблюдателем. Вместе с другими ведущими астрономами (среди них был и Ди, но только работа Диггеса была опубликована раньше и считалась лучшей) он провел ряд наблюдений за странной новой звездой (nova), появившейся в знакомом созвездии Кассиопеи в 1572 году. Его наблюдения были опубликованы в следующем году под остроумным заголовком "Математические крылья или весы" (Alae seu Scalae Mathematicae, 1573). "Весы" – тригонометрические теоремы, необходимые для определения звездного параллакса: Диггес посчитал nova новой неподвижной звездой и думал, что ее появление дает уникальную возможность испытать теорию Коперника. (Диггес ошибочно посчитал, что уменьшение звездной величины после ее первого неожиданного появления будет периодическим, и надеялся, что оно может быть параллактическим по природе, результатом видимого движения.)

Хотя он не смог использовать звезду таким образом, Диггес не сомневался в истинности системы Коперника. Он был настолько в ней убежден, что даже нарушил сыновний долг. В 1576 году, когда пересматривал работу отца двадцатилетней давности под названием "Вечное предсказание" (A Prognostication Everlasting) – альманах, касающийся в основном метеорологических предсказаний, ему показалась невыносимой мысль, что публике будет представлена еще одна работа, основанная на доктрине Птолемея, причем в нашем веке, когда один редкий ум (видя постоянные ошибки, которые время от времени обнаруживаются, а также абсурдность в теориях, не признающих мобильности Земли) после долгой работы создал новую теорию – модель мира .

Коперник пришел к своей теории и новой модели мира путем длительных, серьезных и глубоких размышлений. Это не значит, что благородные английские умы были лишены такой же возможности – приверженности философии. Диггес признавал, что Коперник создал не просто математическую гипотезу, а физическую картину мира. И он приложил к "Вечному предсказанию" короткую статью с длинным елизаветинским названием "Совершенное описание небесных сфер согласно самой древней доктрине пифагорейцев, недавно пересмотренное Коперником и подтвержденное геометрическими демонстрациями" (A Perfit Description of the Celestial Orbes according to the most ancient doctrine of the Pythagoreans, lately revised by Copernicus and by Geometrical Demonstrations Approved).

Это "совершенное" описание является в основном переводом первой книги De Revolutionibus, но с дополненной важной новой концепцией переводчика. К пифагорейским доктринам Коперника Диггес добавил новую величину небесной сферы. Из-за отсутствия звездного параллакса Коперник постулировал, что небесная сфера с гигантскими звездами очень велика. Для Диггеса это было знаком величия Бога. Но почему Бог не продолжил эту сферу вверх до соприкосновения с небесной твердью? С точки зрения физики вопрос интересный. Если, как считал Диггес, сфера фиксированных звезд, украшенная бесчисленными огнями, и тянулась вверх без конца, тогда они должны находиться на разных расстояниях от Солнца и Земли. Все они были очень большими, но вполне вероятно, разная величина означала только разное расстояние до Земли. И число звезд должно быть бесконечным – их намного больше, чем мы видим.

Думается, что мы видим те, которые находятся в нижней части сферы [фиксированных звезд], и чем они выше, тем их кажется меньше и меньше до тех пор, пока наш взгляд уже не может их различить. Из-за огромных расстояний большая часть звезд скрыта от нас.

Вселенная Диггеса – это не замкнутый мир Коперника. Звездное пространство не ограничено сверху. Диггес связал астрономическое небо с теологическими небесами. Сломав границы конечной Вселенной и уничтожив верхние пределы небесной сферы, Диггес задумался о ликвидации границы между звездным небом и небесной твердью. Если можно пролететь между звезд (которые как наше Солнце), то попадешь прямо в рай. Это ясно видно из составленной Диггесом диаграммы. На ней показана "сфера" неподвижных звезд, но звезды разбросаны и с внешней стороны сферы, до самого края иллюстрации. В диаграмме Диггеса сообщалось: "Сфера фиксированных звезд простирается бесконечно в высоту сферически, и потому она неподвижна: дворец блаженства, украшенный бесчисленными горящими свечами, превосходящими наше Солнце по количеству и качеству, дом небесных ангелов, в котором нет горя, а только бесконечное счастье, обитель для избранных" .

Это может показаться мистическим, но Диггес бесспорно раздвигал границы реального физического мира: звезды разорвали свои узы и больше не висели на небесном своде, а были разбросаны на огромнейших пространствах, да и сами имели такие размеры, которые трудно вообразить.

Отцом Томаса Диггеса и его учителем был математик и землемер Леонард Диггес (ок.1520-ок.1559). После смерти отца обучением Томаса Диггеса занимался математик и философ Джон Ди .

Диггес служил членом парламента от Уоллингфорда в 1572 и 1584 гг. Во время войны с испанскими Нидерландами (1586-1594) служил в армии. B 1582 г. занимался фортификационными работами в крепости Довер Харбор.

Диггес был женат на Анне, дочери британского офицера сэра Уорхама Сент Леджера. Его сыновьями были сэр Дадли Диггес (1583-1639), политик и дипломат, и Леонард Диггес (1588-1635), поэт.

Научная деятельность

Свои астрономические взгляды Диггес описал в работе «Совершенное описание небесных сфер в соответствии с древней доктриной пифагорейцев, возрождённой Коперником, подкреплённое геометрическими демонстрациями» (1576 г.) , которая является приложением к книге его отца Леонарда Диггеса. В отличие от Николая Коперника , Томас Диггес (вероятно, первым из европейских учёных) предположил, что звёзды располагаются во Вселенной не на одной сфере, а на различных расстояниях от Земли - более того, до бесконечности:

Сфера неподвижных звёзд простирается бесконечно вверх и поэтому лишена движения.

Тем не менее, представление о бесконечности Вселенной позволило Диггесу впервые сформулировать прообраз фотометрического парадокса Решение этой загадки он видел в том, что далёкие звёзды не видны в силу свой удалённости.

Другой проблемой, обсуждаемой в Совершенном описании , является обоснование ненаблюдаемости суточного вращения Земли . При этом Диггес приводит в пример физические явления на корабле, равномерно движущемся по спокойному морю. Анализ Диггеса очень напоминает тот, что был приведён Галилео Галилеем в знаменитой книге Диалоги о двух главнейших системах мира и предвосхищает принцип относительности . Возможно, с целью показать отсутствия влияния движения на ход явлений, протекающих на движущихся телах, Диггес проводил эксперименты по бросанию предметов с мачты движущегося судна .

Другим достижением Томаса Диггеса является предпринятая совместно с Джоном Ди попытка измерения суточного параллакса Новой звезды, вспыхнувшей в 1572 г. (сверхновая Тихо Браге) . Отсутствие заметного параллакса позволило сделать ему вывод, что эта звезда находится далеко за орбитой Луны и тем самым не принадлежит, вопреки Аристотелю , «подлунному миру» (к тому же выводу примерно одновременно пришли Тихо Браге , Михаэль Мёстлин и некоторые другие учёные). Диггес полагал Новую звезду чудом, возникшем во воле Господа и доказывающим Его бесконечное могущество . Изменение её блеска Диггес связывал с изменением расстояния до звезды, происходящим из-за вращения Земли вокруг Солнца.

Вместе со своим отцом Леонардом Диггес занимался конструированием отражательного телескопа. Есть основания полагать, что эти работы увенчались частичным успехом .

Образ Диггеса в литературе

Американский астроном Питер Ашер (Peter D. Usher ) предположил, что Томас Диггес является прототипом шекспировского Гамлета . В этом случае одним из смысловых пластов знаменитой пьесы Шекспира является спор между главнейшими системами мира, существовавшими в XVII веке. Согласно этой интерпретации, прототипом Клавдия (дяди Гамлета, незаконно завладевшего троном его отца) является Клавдий Птолемей , Розенкранца и Гильденстерна - Тихо Браге , автор промежуточной системы мира, где все планеты вращаются вокруг Солнца, которое само вращается вокруг Земли .

См. также

Напишите отзыв о статье "Диггес, Томас"

Примечания

После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…